Бахриев К. Х. Слово о свободе слова

2.1. Миф о том, что «узбекский народ не готов к демократии и к свободе слова»

Говорят: «Народ ещё не готов к демократии и, тем более, к свободе слова!» Власти, оказывается, готовы, а народ — нет. Правительство получается у нас — прогрессивное, хочет демократию развивать, а народ наш — отсталый, в нем иждивенческая психология превалирует, и давать ему демократию — рано. Не повезло нашим правителям с народом.

Демократия — это честная жизнь для каждого человека. Когда говорят о том, что «нельзя торопиться с развитием демократии», то это звучит как «нельзя торопиться жить честно, давайте ещё некоторое время поживём нечестно».

Кому выгодна такая сентенция — народу? Нет! Народ хочет жить достойно, хочет, чтобы им меньше манипулировали. Он не может желать себе оставаться в подчинённом положении. Народ как раз готов к демократии и хочет её. Он не может этого не хотеть.

Тогда кому же выгодно говорить о том, «что народу ещё рано переходить к демократии и к свободе слова»?!

Вот уже десять лет как Узбекистан застыл в ожидании перехода от социализма к демократии. Основная его характеристика — почти полное отсутствие серьезных экономических и политических реформ. Чиновник с тоталитарным мышлением оказался сильнее и живучее реформаторской воли народа. Вот некоторые характеристики сохраняющейся в стране общественной системы:

— абсолютная монополия исполнительной власти над судами, парламентом и средствами массовой информации, и, как следствие, произвол чиновников, коррупция и власть кланов;

— отсутствие самостоятельных организации гражданского общества (в том числе партий, ассоциаций, профессиональных союзов);

— отсутствие свободы слова и независимых СМИ;

— чиновники (как и при СССР) продолжают распределять значительную часть ресурсов (природных, материальных, кредитных, валютных) и контролировать цены на многие товары и ресурсы (в том числе регламентировать процентные ставки, валютный курс, размеры зарплаты и прочее);

— в аграрной стране, ради того, чтобы создать видимость реформ, дехкан переименовали в «фермеров», но, как и прежде, заставляют выращивать определенные сельскохозяйственные культуры и продавать их по крайне заниженным ценам самому государству.

— Вместо того, чтобы двигать вперед экономику и привести к благосостоянию населения, частный и малый бизнес используются преимущественно для обслуживания личных интересов властвующих кланов и их окружения, а также для подпитки государственных чиновников в целом. Каждый чиновник имеет свой супермаркет или торговую фирму либо лавку, оформленные на имя жены или родственников. Все, кто что-либо делают или пытаются развивать — принадлежат им или платят «за крышу». Реформы не коснулись народных масс. Искусственное ограничение доступа к конвертации позволяет обеспечивать близким к чиновникам предпринимателям продажу иностранной валюты по очень заниженному курсу с последующим дележом сверхприбыли. Супермаркеты и совместные предприятия принадлежат в основном родственникам чиновников и их аффинированным лицам. «Своим» предпринимателям создаются чрезвычайно льготные условия, а «чужие» душатся высокими налогами и бюрократическими запретами. Именно эти чиновники являются противниками реформ и выдвигают в защиту своей позиции «аргументы» типа: «Народ к демократии еще не готов», «К конвертации надо готовиться», «Нужно постепенно переходить к демократии и к свободе слова».

Да, и у нас встречаются состоятельные люди — это те, кто успевает заработать больше, чем у него успевают отнять чиновники.

В Узбекистане организованная преступность незаметна, потому что здесь она хорошо организована.

Что происходит с идеей демократии!? На заре независимости начали говорить об «окончательном и бесповоротном выборе демократического пути развития», о «построении демократического общества». Потом, через два-три года, стали говорить об «углублении процесса демократизации». Ещё через пять лет выдвинули идею об «основных направлениях углубления демократических реформ». Затем объявили о «совершенствовании процесса демократизации». Сейчас начали говорить о «либерализации и демократизации общества». Публицисты начали писать «о коренных поворотах в деле углублении демократических реформ». Хотя, по законам естественных наук, в результате постоянных коренных поворотов можно оказаться там, откуда началось движение. Что и происходит на самом деле. Сколько же можно «углублять», «либерализировать», «совершенствовать»…?! Спрашивается — когда сам процесс демократизации начнётся?!

Почему-то из всех стран мира неготовыми к демократии и к свободе слова чаще всего оказываются те страны, в которых наблюдается явное засилье чиновников. Говорят: «Народ надо постепенно готовить к свободе слова и к демократии». Этого не происходит. Ведь, для того, чтобы подготовить народ к демократии, необходимо постепенно развивать гражданское общество, не препятствовать формированию и существованию негосударственных гражданских организаций и институтов, не препятствовать свободе слова, двигаться по пути развития независимой судебной системы, независимого парламента. На деле чиновники препятствуют процессу демократизации и, таким образом, обществу никак не удаётся набраться опыта в сфере демократии. Говорят о «постепенном движении к демократии», но никакого постепенного движения в этом направлении не наблюдается. С парламентом, «правильно голосующим» без обсуждения; со СМИ с утра и до вечера восхваляющими «успехи на пути демократизации», но замалчивающими серьёзные социально-экономические проблемы; с профсоюзами и комитетами, якобы являющимися общественными, негосударственными организациями, но сильнее и упорнее защищающими интересы государства — нельзя «постепенно двигаться по пути развития демократии». Парламент (от французского «парле» — говорить, спорить, «мент» — место) означает «место спора», «место дискуссии» и он должен обсуждать проблемы и находить оптимальные решения, учитывающие интересы народа, избравшего его. Так что не готовыми к демократии оказываются не люди, а те, кто ловко манипулирует населением от его имени. И никогда по своей воле бюрократия не будет готова, так как демократия и свобода слова противопоказаны ей.

Ни один хан (президент, царь, монарх) в истории не мог в одиночку совладать с бюрократией. Гигантский многотысячный чиновничий организм живёт и размножается по своим внутренним законам. Мировая история и практика наглядно показывают, что противостоять власти чиновничьих кланов и бюрократии могут только гражданское общество и его институты — избранный честно и свободно парламент, независимые суды, независимые СМИ, независимые профсоюзы, оппозиционные партии, местное самоуправление. Тот монарх, который не допускает существования общественных институтов, в том числе и независимых СМИ, делает себя заложником бюрократии и оказывается под их властью, а значит, оказывается не в состоянии защитить народные интересы. Нашему обществу не хватает понимания такого положения вещей. Вместо этого внедряется выгодный чиновникам антидемократический миф, согласно которому население, еще не жившее при демократии и не имевшее такого опыта, якобы, легко могут захлестнуть «хаос» и «анархия демократии».

2.2. Миф о том, что «демократия — не анархия»

Говорят: «Демократия — не анархия, свобода слова — не вседозволенность». Этот тезис звучит убедительно. Но, как и для чего он используется?! Вы думаете, что это делается для того, чтобы предотвратить анархию?! Нет! Когда кто-то осмеливается критиковать положение дел в экономике, в армии, разоблачать тиранию местных начальников над провинциальным населением — тут же чиновники и писатели от власти бросаются в атаку: «Это вам — не Америка, это — Восток, надо уважать старших. Имеется ввиду, чиновников».

Узбекские чиновники всегда готовы выслушать в свой адрес похвалы, но на критику в СМИ обижаются как дети.

Анархия всегда наступала вследствие преступных действий монархии (тирании), но никогда вследствие развития демократии. Все стабильные государства мира — демократические, все нестабильные — тоталитарные государства. Таджикистан, Россия или Никарагуа — не пример для нашего подражания. Говорят: «Вот, из-за разгула демократии в Таджикистане началась гражданская война». Это — неправда. Гражданская война в Таджикистане началась не из-за разгула демократии и рыночной конкуренции, она началась еще при коммунистическом правлении. Все революции и гражданские войны происходят не из-за реформ, а из-за их отсутствия (или их половинчатости). Николай II и Людовик XVI лишились короны и головы и ввергли свои народы в революции не потому, что были крутыми реформаторами. Наоборот, они не хотели проводить реформы или, прикрываясь тезисом о том, что «реформы должны быть постепенными», да и в этом случае делали это крайне непоследовательно (шаг — вперед, два шага — назад). Гражданская война в Таджикистане началась из-за того, что одна часть народа узурпировала власть без согласия другой ее части, без учёта ее интересов. Нам надо брать пример с более развитых стран — Америки, Японии, Кореи, Англии, а не кивать в сторону тех государств, где демократия только начинает развиваться.

Анархия может наступить вследствие замалчивания существующих проблем, откладывания их решения, вследствие накопления у населения чувства неудовлетворённости своим положением, безысходности и невозможности обсуждать и определять перспективу своей жизни. Молчание, из-за страха подвергнуться преследованиям — не гарантия от анархии. Именно демократия и свобода слова, обсуждение проблем и гласный поиск путей их решения создают прочную и осознанную стабильность в обществе и в стране. Насилие не может создать прочный порядок.

Для оправдания насилия приводятся «правдоподобные» аргументы. Народный поэт Узбекистана, ныне руководитель одного из парламентских комитетов Эркин Вахидов ещё в советское время написал такие строки: «Добро не бывает без кулаков, с пером соседствует меч. Поэтому в трудные времена на Феликса опирался Ильич…». Феликс Дзержинский, как известно, был главарем чекистов и основателем концлагерей. Молодой журналист в оправдание бюрократического засилья приводит слова другого народного поэта Узбекистана Абдуллы Арипова: «Надо остановиться при виде красного света светофора, надо двигаться на зелёный свет. Те, кто едут на красный свет — считают себя «демократами» («Даракчи», №41 (187), 10 октября 2002 года). Мысль не нова, она была высказана ещё медиамагнатом Шпенгером. Но нельзя же до такой степени упрощать и утрировать идею демократии. За демократию отдали жизнь многие сыны человечества, начиная с первобытного человека, осмелившегося говорить правду вождю своего племени; Сократа, решившегося испить яд, чтобы исполнить решение сената, созданного и обоснованного им; кончая американской женщиной, служившей в компании «Энрон» и сумевшей разоблачить махинации в своей компании. Отвергнутая своими коллегами, как «шпионка и предательница», недавно она была названа «человеком года в США». В ряду жертв за демократию я вижу Усмана Насыра, Чулпана, Абдуллу Кадыри и других, убиенных властью за свободу слова. Перед глазами тех, кто говорит всуе о демократии, должны стоять их образы. Так и хочется спросить у народного поэта: «А что делать, если у нашего светофора только один свет — красный?!» Демократия означает не только запрет на движение при красном свете светофора, но и возможность того, чтобы обсудить: На правильном ли месте установлен светофор? Загораются ли все его лампочки вовремя? У кого находится кнопка включения-выключения светофора? Справедлив ли он?

Демократия — система народного самоуправления. «Демос» — народ, «кратос» — управление, демократия — самоуправление народа. К сожалению, появляются в прессе интеллектуалы с учёными званиями, старающиеся оправдать пассивность народа в защиту своих прав на демократию и свободу слова. Так, доктор социологических наук Мансур Бекму-родов пишет: «Узбекский народ — народ трудолюбивый, народ с широкой душой и он склонен к управляемости. Если им мудро регулировать, то есть, мудро им управлять, то он может достичь больших высот нравственного совершенства и развить высокую творческую деятельность». (М. Бекмурадов, «Фукаролик жамияти ва узбек менталитети» («Гражданское общество и узбекский менталитет»), «Хуррият», № 40 (294), 9 октября 2002 года). Таким образом, автор данной статьи отказывает узбекскому народу в праве на самоуправление и оправдывает необходимость и неизбежность чиновничьего произвола, то есть «мудрого управления» народом в направлении к «светлому будущему».

По мнению некоторых политологов от власти, путь от тоталитаризма к демократии лежит только через некоторый авторитаризм, как они говорят: «Установленные быстро демократические институты, в том числе свобода слова, могут привести к хаосу и гражданской войне». Значит, надо перейти к демократию «постепенно». По их мнению, самое главное условие «постепенного перехода к демократии» — сильная, то есть авторитарная власть. Вот — что пишет один часто публикуемый писатель, он же сотрудник МВД: «Сила — один из основных признаков государства. Государство должно демонстрировать свою силу постоянно — не только другим государствам, но и своим гражданам… Это придаёт уверенность гражданам. Они хотят, чтобы их государство было СЕЯНЫМ. Если государство ослабевает, то возникают революции и государственные перевороты». (Исмоил Шомуродов, «Сила». «Мохият», 15 марта, 2003 года). Но извините, кто сказал, что авторитаризм — это всегда сильная власть, и почему решили, что власть, основавшая на демократических принципах, слаба?! Примеры развитых демократических государств показывают, что власть в них, при всей её динамичности и частой сменяемости, предоставляет гражданам своих стран несравнимо больше гарантий и уверенности в завтрашнем дне, чем любой диктаторский режим. Сила власти измеряется не страхом граждан перед правительством, а тем, насколько власть в состоянии гарантировать гражданам своей страны их личную свободу, благополучие, безопасность и уверенность.

Самое удивительное, что в качестве доказательства «необходимости авторитаризма» и «слабости демократии» очень часто приводят в пример конфликты в посткоммунистических странах, типа Таджикистана или Югославии: «Видели, к чему приводит демократия..». На самом деле, все эти примеры как раз и доказывают, что там, где не бездействуют демократические институты, где нет контроля общества над властными кланами, где нет свободы слова — именно там неизбежно нарушаются права человека и, как следствие, неизбежно возникают социально-политические конфликты. Эти конфликты — следствие не наличия, а отсутствия демократии.

Демократия через авторитаризм невозможна, так как авторитарный властитель, обладая всей полнотой власти в стране, запятнав себя преследованиями своих политических оппонентов и вообще всех инакомыслящих, позволяя своим чиновникам постоянно нарушать права человека, наверняка допустив множество финансовых и юридических нарушений, вдруг рискнул бы ввести демократические институты. Ему пришлось бы тогда отвечать за свои действия. Авторитаризму демократия противопоказана.

2.3. Миф о «закате демократии»

Другой уважаемый мной писатель и, по совместительству, народный депутат Узбекистана как бы в недоумении задаётся вопросом: «Почему Запад так торопится внедрить демократию в мире?! В голову приходят такие мысли: не чья-то ли утопия — эта самая демократия?.. Не религия ли?.. Не коварное ли средство для порабощения всего мира?!» (Хуршид Достмухаммад, «Демократиклашаётган менталитет», «Халк сузи», 16 октября, 2002 года, стр.2). Я тоже в недоумении: как комментировать все это, как подойти к такой «логике мысли». Я привык защищать демократию от бюрократов, защита демократии от людей, которые называют себя «демократами» — сложнее.

Демократия — не утопия, она уже доказала свою жизнеспособность и возможности на судьбах миллиардов людей во многих развитых странах мира. Демократия — не религия, поскольку она не требует слепого подчинения личности уже существующим каноническим доктринам, а требует активного участия человека в выборе образа жизни своего общества, в обустройстве своей жизни. Демократия — активный творческий процесс, раскрывающий потенциал личности. Что касается «порабощения всего мира» путем демократизации, то вспоминаю афоризм Михаила Жванецкого: «Если капитализм загнивает, то я, увидев, как они живут, прихожу к мысли: нам тоже немного не мешало бы загнить…». Когда я вижу, как в демократических странах создаются условия для достойной жизни всех людей, а не только для бюрократии и чиновников, и что там от самого человека, от того как он работает — зависит его благосостояние, то я выбираю такое «порабощение».

Хуршид Достмухаммад пишет: «Зачем нам демократия, установленная взамен наших вековых чувств стыдливости, робости, стеснительности?!» Это — неправда. Дело так не стоит. Такой дилеммы не существует. Демократия не отрицает стыдливости, робости, стеснительности и не требует приношения их себе в жертву. Мы со своим квасным патриотизмом доходим до того, что пишем о том, что «демократия отнимает у нашего народа его честь и достоинство», что «она делает наших девушек бесстыдницами». Мы уже с высоких трибун говорим о том, что «эти чувства присущи только нашему народу, у других народов даже в словаре нет таких слов, как «уят» (стыд), «андиша» (робость), «хаё» (стеснительность), с наступлением демократии наступает угроза нашему менталитету». Эти слова вообще не узбекского происхождения: «андиша» — персидское слово, а «уят» и «хаё» — арабского происхождения. Эти чувства присущи всем народам. Ещё в Китае во время войн девственницы добровольно бросались с Китайской стены, чтобы не стать добычей врага и не быть опозоренными. Во время Второй мировой войны в одной из деревень Украины немцы пленили 19 девушек в возрасте от 18 до 25 лет и изнасиловали их. 18 из них оказались девственницами. Один из немецких офицеров писал тогда: «Такой народ непобедим». Ради любопытства я заглянул в «Толковый словарь русского языка» С. Ожегова. Там встречаются десятки слов, обозначающих узбекские слова «уят» и «андиша»: стыд (стыдливость), застенчивость, робость (робче, робко), стеснительность, смущение (смущённость), укоризна, боязливость, опасливость, замешательство. Вспомним Льва Толстого — Анна Каренина бросилась под поезд, чтобы сохранить чувство своего достоинства.

Иногда пишут о том, что, якобы, с появлением русских у нас начали портиться нравы, появилась проституция, алкоголизм. Почитайте же в таком случае нашу классическую поэзию, где восхваляется вино и веселье. Даже сохранились здания «ишратхана» (увеселительная комната), «иславотхана» (бордель), где проходили эти оргии. Разве не в гаремах наших ханов было многоженство и распутство?! Из-за недоступности женщин распространенным явлением был гомосексуализм («бачабозлик»).

Мы должны беречь наши достойные ценности, но относиться к ним критически, с позиции нашего времени. Для того чтобы возвысить достоинство своего народа совсем необязательно принижать достоинства других. Мы не хуже и не лучше других народов. И демократия не угрожает нашему менталитету. В демократической Японии она не лишила японцев их самобытности. Самобытность, культура нашего народа могут быть утеряны не вследствие внедрения у нас демократии, а из-за нашей халатности, безразличия, необразованности. Демократия развивает нашу культуру и образование. Что касается так называемой «массовой культуры» — порнофильмов и агрессивных боевиков, то Запад уже и сам сопротивляется им и борется с ними успешнее нас. А такие явления, как наркомания и проституция, достаточно развиты и в нашей недемократической стране. Они — не продукт демократии, наоборот, при демократии они контролируются и могут быть искоренены путём выявления и обсуждения политических, социально-экономических причин, порождающих их. Ведь глобализация (и ее часть — распространение демократии и свободы слова) — не стирание барьеров, а возможность встать вровень с другими народами, сравнить себя со всем миром, приобщиться к достойным ценностям мировой культуры. Отличаются же американцы от англичан, а финны — от японцев. Тем не менее — у всех демократия.

О том, что демократия далеко не идеальный политический строй и что она в значительной степени уже исчерпала управленческий ресурс, говорилось и до Хуршида Достмухаммада немало. Первым был… Аристотель. Правда, в своей «типологии» он поставил демократию на последнее место. Как удивился бы античный мудрец, если бы узнал, что современный мир склонился к убеждению, что именно демократия больше, чем другие типы государственного устройства, пригодна для современной политической жизни. Удивился бы мудрец и тому, что к концу XX века демократия стала необратимой, поскольку число стран, избравших демократический путь развития, стало больше, чем других и процесс идёт по нарастающей.

Человечество действительно давно знает, как надо жить. На самом деле оно уже всё исследовало и расписало по поводу возможного государственного устройства. Но демократия вопреки Аристотелю, Токвилю и Хуршиду Достмухаммаду оказалась живучей именно потому, что с каждым шагом вперёд по пути информационного развития общества становится безмерно труднее примирять интересы все более и более поляризуемого мира. И здесь никакая национальная стыдливость и прагматика узбеков не способны заменить демократию.

Демократия — не узор на фасаде общественного здания, а форма правления. Никто никогда не рассматривал ее как венец творения, как дар Аллаха на все времена. У любого сторонника или противника демократии можно отыскать немало стенаний по поводу того, сколь мучительны и дороги издержки демократии. Но чем лучше другие формы правления? Человечество бережно относится ко всем достижениям политического творчества. Бичевали тиранию, а монархии остались. Осуждали чернь, но даже королева, наделенная безоговорочной властью, прибегает к демократическим процедурам. Глумились над толпой, но, в конце концов, осознавали, что только демократические институты позволяют проводить реформы без применения насилия. Нет, демократия не умерла. Меняется наше к ней отношение, преображается сама демократия.

2.4. Миф о «нашем особом пути к демократии»

Говорят: «Америка построила демократию за 200 лет. Зачем нам торопиться?!» Во-первых, мне и, как мне кажется, всем ныне живущим при всём нашем желании не прожить 200 лет, а очень хочется при жизни увидеть демократию и жить достойной жизнью свободного человека. Во-вторых, США построили демократию за 200 лет, но, скажем, Япония, Корея или ЮАР построили её за 10-15 лет. Если демократия на примере Америки показала свою жизнеспособность и благотворность, зачем ждать 200 лет?! В-третьих, готовыми к демократии оказались даже африканские народы, только к середине XX века вышедшие из джунглей, а узбекский народ, имеющий многовековую историю государственности, оказывается «не готов к демократии»?!

Демократию и свободу слова представляют иногда детищем Запада. Это — неправда. Демократия — детище всего человечества. В рядах демократов, таких как Демокрит, Платон, Локк, Руссо, Токвиль, Джеферсон, Линкольн и других, я вижу и наших предков. Замахшари сказавшего о том, что «говорящий правду — сильнее льва». Навои, писавшего о том, что «Ты царь настолько, насколько информирован». Бехбуди, возвещавшего о правах человека: «права берутся, а не даются» и других.

Даже если демократия идёт с Запада, то зачем её бояться только из-за этого?!

Как писал известный казахский политолог Сергей Дуванов: «В основе неприятия западного образа жизни лежит комплекс неполноценности, формирующийся у бывших совков, осознающих, что большинство из того, чему они привыкли «молиться», что они считали верхом совершенства, на поверку оказалось примитивным, неспособным конкурировать с западными аналогами».

Осознание того, что мы отстали от запада, у нормального человека должно вызывать желание быстрее заимствовать лучшее из их образа жизни, стремление приобщиться к этой культуре, применить лучшие достижения западной цивилизации. Но, к сожалению, у многих из нас это вызывает чувство зависти и злости, и, как следствие этого, появляется элементарная гордыня со своим стремлением представить свою отсталость, как преимущество, как особый, отличный от Западного, путь развития, как «наш менталитет». Это выгодно чиновничеству, а не народу. И тогда оказывается, что у нас — особый путь развития, непохожий на то, как живет весь цивилизованный мир. Дальше начинается поиск врагов. Одним словом, с легкой руки таких «патриотов» весь мир делится на своих и чужих. Весь мир спит и видит как бы нас, узбеков, поработить. Почему именно нас? «Да потому, что мы — талантливые, работящие, неприхотливые, а главное — душевные и добрые, стыдливые и робкие люди, которые при соответствующих условиях способны стать богатыми и сильными. А они этого боятся…».

Пока мы строили социализм и коммунизм, другие народы, с кем мы все это время соревновались, ушли так далеко вперед, что догонять их представляется достаточно сложным делом. Несомненно, коммунисты вели нас ложной дорогой. В результате мы здорово отстали от цивилизованных народов. И мы должны признать, что у цивилизации единый путь развития, что никаких альтернативных «особых» дорог к прогрессу пока не обнаружено и в силу этого, исправляя ошибки нашей истории, мы должны делать то же самое, что и обогнавшее нас прогрессивное человечество — идти по пути демократии.

Если не сделаем этого сейчас, то рискуем пойти по второму кругу социального экспериментирования над нашим бедным узбекским народом. Все усиливающиеся призывы к созданию национальной идеи (государственной идеологии) — тревожный фактор, свидетельствующий о том, что тоталитарное мышление продолжает доминировать в умах людей.

За годы независимости резко снизился жизненный уровень людей. Плоды рыночной экономики, которые должны были бы быть — сведены на нет коррупцией. Люди думают, что виновна во всём этом демократия. Причиной тому официальные СМИ, где изо дня в день провозглашается: «мы идём путем демократии», «мы не свернем с демократического пути». Трудно объяснить людям, что демократии в Узбекистане как раз еще и не было, как, впрочем, и капитализма, что все происходящее — всего лишь элементарный дележ государственной собственности и власти при систематическом нарушении прав человека и демократических принципов.

Как писал С. Дуванов: «Интересно, что наиболее образованная, культурная часть общества, то, что принято называть элитой, как правило, не страдает комплексом неполноценности». Эти люди стремятся быстрее овладеть иностранными языками, получить образование, овладеть соответствующими специальностями и навыками работы «по западному образцу». Они смотрят спутниковые телепрограммы, читают газеты, пользуются возможностями Интернета, работают в иностранных фирмах и представительствах, ездят за границу. То есть они, учитывая их культурный и образовательный уровень, достаточно быстро адаптируются в систему западных ценностей, которая перестает быть для них чужой. Одним словом, цвет нации голосует за Запад.

Иную позицию занимают те, кто менее образован. Зачем признавать, что мы отстали, зачем учить языки, зачем учиться у них работать и перенимать прогрессивные системы менеджмента. Зачем нам нужна демократия, если нами всегда управлял вождь. Проще объявить всё западное чуждым нашей психологии и несоответствующим нашей ментальности. И в соответствии с этим заняться поисками своей «особой идеологии» и своего «особого пути». Психологию этой малообразованной части населения и использует авторитаризм. И он заинтересован в сохранении такой психологии, в консервировании малообразованности.

Справедливо задаётся вопросами известный узбекский писатель Сабит Мадалиев: «Критикуем Запад, но почему власти заискивают перед Западом и хотят дружить с ним? Почему с нетерпением ждут инвестиции?!».

Правда, сами чиновники, как и все нормальные люди, привыкли пользоваться благами западной цивилизации. Им нравится ездить в импортных автомобилях, часами «висеть» в Интернете, владеть частной собственностью — признаком капитализма, по вечерам смотреть фильмы Голливуда. Им безумно нравится сервис и отношение к ним на «ненавистном» Западе, куда они с превеликим удовольствием ездят. Там они чувствуют себя людьми, которых уважают окружающие. Они даже знают — происходит это потому, что закон там стоит на страже прав человека, и каждый из них, пересекая границу, превращается в такого Человека, чего, к сожалению, нет в горячо любимом ими Узбекистане.

Характерно, что чиновники используют нелюбовь к Западу в своих авторитарных целях. Во-первых, против демократии, которую сегодня представляют инструментом, при помощи которого Запад пытается поработить Узбекистан. Во-вторых, через формирование образа «врага независимости» пытаются консолидировать нацию вокруг существующей власти. В-третьих, через противопоставление западному образу жизни (а это, прежде всего, демократические ценности и уважение прав человека, очень необходимые и узбекскому народу) своего «особого узбекского пути» создается идеологическое обоснование вечной монополии бюрократии на власть.

Стабильность подаётся как основное достижение политики «жесткой руки». Пресловутая «стабильность», достигаемая мерами подавления и репрессий — это затишье перед грозой. Недовольств не будет, если власть сумеет предоставить гражданам страны легитимных путей реализации своих законных прав, выразить несогласие. По мере отхода от демократических принципов и свертывания демократических свобод стабильность быстро исчезает, уступая место политической напряженности и конфликтному противостоянию в обществе.

Такие мифы, как «народ не созрел для демократии», «к демократии можно прийти только под руководством «твердой руки», «народ надо убедить в том, что на постепенный переход к демократии потребуется многие годы» — обман со стороны управляющих и самообман управляемых. Даже если переходит постепенно, то надо двигаться, учиться на собственном опыте. К сожалению, народ не только не учат демократии, но напротив, у них отбивают охоту даже говорить о ней.

Упорно продолжают запугивать народ гипотетической «нестабильностью» и разгулом «анархии», якобы наступающими в результате спешки с введением демократии и свободы слова. Опасно, мол, поставить людей управлять машиной, не умеющих опыта вождения, будет авария. Насчет опасности можно согласиться, но надо согласиться и тем, что научиться управлять, не садясь на машину, тоже нельзя. Так и демократии нельзя научиться, не участвуя в реальных демократических процессах, не голосуя в нормальных свободных выборах, не выражая свободно свои мысли. Нельзя воспитать в гражданине сопричастность к управлению страной, если на выборах он сталкивается с несправедливостью и фальсификацией. Нельзя научить людей говорить правду, выражать независимое мнение, если существует опасность быть посаженным в тюрьму или избитым на улице за это.

Невозможно привить человеку правовое сознание, уважение к закону, если он постоянно видит несправедливость и продажность судов, коррумпированность чиновников, правонарушения со стороны «правоохранительных органов». Нельзя научить людей цивилизованно пользоваться своими гражданскими правами, если они вообще лишены возможности ими пользоваться.

Дорогу осилит идущий. Опыта набирает действующий.

К прогрессу не бывает «особых путей». Этот спор бесконечен и утомителен.

Изоляционистская модель, опробованная СССР в XX столетии, привела страну к краху. Империя распалась. Советская экономика технологически и организационно оказалась неконкурентоспособной. Под ударами системного кризиса начала 80-х годов пришлось менять политическую модель, возвращаться к частной собственности, открываться.

Одновременно выяснилось, что единственным источником современных экономических знаний и технологий, как и капитала, является пресловутый Запад. Поэтому многие государства, и в первую очередь такие страны Востока, как Китай, Южная Корея, Таиланд, обратились к Западу за деньгами и технологиями. Именно это обеспечило им быстрый экономический рост и успешную технологическую модернизацию.

Узбекистан должен и вынужден пройти тот же путь. Иного не дано. Но пока он идет менее последовательно и робко. Хотя объективных предпосылок для ориентации на Запад у нас куда больше.

Существующая глубокая пропасть между современной Центральной Азией и Западом — это пропасть не между азиатской и западной цивилизациями, а между пострадавшими от долгой изоляции народами и общемировыми достижениями XX века. Как, между прочим, и европейскими институтами, возникшими сравнительно недавно и находящимися в процессе быстрого развития.

Узбекистан уже сегодня непосредственно вышел на общение с мировым содружеством. Глобализация делает весь мир единым. Страны Запада — наши главные кредиторы. От них же поступает и основная часть прямых иностранных инвестиций. Запад — уже сегодня является главным торговым партнером Республики Узбекистан. Центральная Азия и Запад все более сходятся и в вопросах глобальной безопасности. Особенно это стало заметным после терактов в США. Со временем взаимная зависимость и вовлеченность в дела друг друга будут только нарастать.

Таким образом, последовательной и глубокой интеграции Узбекистана в западные структуры история и культура говорят «да». Экономика также всё категоричнее склоняется к этому. Процессу возвращения народов посткоммунистического мира, в том числе и узбеков, в клуб развитых (условно «западных») стран нет никакой разумной альтернативы. Но для этого необходимо пройти ещё длинный путь, где предстоит углубление дальнейших реформ. И предстоит пройти путём интеграции Узбекистана в систему основных международных и европейских институтов, за пределами которых она по-прежнему находится, таких, как Всемирная торговая организация (ВТО), Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). А далее, возможно, придётся войти в обновленные Европейский Союз и НАТО. Этому процессу должен помочь рост контактов и доверия между обществами и элитами Узбекистана и других цивилизованных стран. Необходимо ликвидировать дефицит политической воли к сближению и недостаток практических идей и инициатив в деле интеграции Узбекистана в современный мир. И перестать, наконец, разглагольствовать об «особом пути к светлому будущему».

Экономика должна развиваться на основе законов свободного рынка. Не бывает «дирижируемой экономики». При «дирижируемой экономике» хорошо живут только «дирижёры», то есть, чиновники, которые в угоду себе постоянно устанавливают и меняют «правила игры». При «управляемой демократии» хорошо живут только сами управляющие.

2.5. Миф о «нейтральности СМИ»

Говорят: «СМИ должны быть нейтральными. Они не должны стоять ни на стороне правительства, ни на стороне оппозиции. Журналисты должны стоять «над схваткой».

Аресты по ложным обвинениям и неправедные политизированные судебные процессы в условиях отсутствия независимой судебной системы. Налеты налоговых инспекторов. Проверки со стороны санитарно-эпидемиологических служб и пожарных. Придирки таможенников. Многочисленные судебные иски и наложение крупных штрафов. Хулиганские нападения на сотрудников независимых СМИ и избиение независимых журналистов — вот неполный перечень мер, посредством которых оказывается давление на инакомыслящих журналистов.

Большинство журналистов Узбекистана в своей работе руководствуется принципом «разрешено все, кроме того, что нельзя». Можно достаточно остро критиковать одних чиновников с разрешения других — стоящих ещё выше. Можно разоблачать только отдельных политических деятелей, исключительно из рядов оппозиции. Можно очернить коррупцию в ее абстрактном проявлении, но категорически запрещено поднимать вопросы политических и экономических причин, порождающих ту же коррупцию, казнокрадство, бесправие простых людей и прочие негативные моменты авторитаризма.

Критика представителей высокой власти, их ближайших родственников, признание монополизации власти в руках определенных кланов, сомнения в правильности стратегии развития страны и прочие подобные вопросы, так или иначе касающиеся власти в стране — являются крамольными и поэтому отсутствуют в СМИ Узбекистана. Как сказал корреспонденту IWPR Галиме Бухарбаевой обозреватель газеты «Правда Востока» Сергей Ежков: «Существует жесткая политическая и экономическая цензура, нельзя писать о нищих вообще, о беспризорных детях, которые десятками ходят по улицам Ташкента и попрошайничают, о прожиточном минимуме, о реальной потребительской корзине, о постоянных повышениях цен и о том, что жизненный уровень и заработная плата — две разные вещи».

Из-за невозможности писать «так, как надо», тиражи газет и журналов катастрофически упали. Все, кто могут, установили спутниковые антенны или подключились к кабельным линиям и смотрят российские телеканалы. Пропало доверие к невзрачным отечественным СМИ и журналистам. Запрещая писать о существующих в обществе проблемах, государство теряет рычаги влияния на формирование общественного мнения. Образовавшийся вакуум заполняют религиозные организации типа «Хизб-ут-Тахрир», так как в своих листовках они пишут как раз о тех проблемах, о которых вынужденно, боясь преследования, умалчивают узбекские СМИ.

По словам Галимы Бухарбаевой: «И правительство выиграло бы, если бы открыто обсуждало проблемы сегодняшнего дня, не приукрашивая действительность. Стремясь скрыть правду, оно само толкает людей в пропасть неверия, чем пользуются религиозные экстремисты».

Для оправдания подчинённого положения масс-медиа придумываются различные оправдания необходимости ограничения гласности, озвучиваются концепции «управляемой демократии»: «Демократия — не анархия, должны быть какие-то границы». В итоге из числа должностных журналистов формируется команда заинтересованных защитников существующего политического режима, которые, составляя редакторский корпус проправительственных СМИ, обеспечивают информационную поддержку власти.

Одним из приемов оправдания сотрудничества с властями является апеллирование к теории «нахождения над схваткой». В основе этой теории лежит утверждение, что лучший журналист — это журналист без пристрастий и политических симпатий. Отсюда делается вывод, что журналисты должны находиться «над схваткой», беспристрастно отражая происходящее. В принципе это правильно. Но только в принципе, потому что между декларируемым принципом и реальными жизненными обстоятельствами в Узбекистане — дистанция, зачастую, гигантских размеров.

Можно ли оставаться «над схваткой» и объективно отражать политические реалии, когда про «доллары, якобы, полученные оппозицией от недружественных стран» и об «отдельных журналистах, продавшихся иностранцам» пишут с утра до вечера. Но при этом ни слова не говорят о том, куда уходят и как расходуются инвестиции и кредиты, полученные от тех же государств?! С утра и до вечера говорят об «успехах в экономике страны», а о серьёзных ошибках в той же экономике молчат с завидным упорством — какая уж тут объективность. То есть, сегодня журналисты, независимо от степени своей порядочности, имеют возможность говорить только об одной стороне процесса, опуская или замалчивая другую, не устраивающую власть.

Это данность, с которой смирилось большинство журналистов. Отбросив принципиальность, они спокойно работают, имитируя «политическую нейтральность» и «гражданскую принципиальность». Все, кто рвется к власти, по их мнению — люди нравственно нечистоплотные и честолюбивые, а те, кто уже сидит наверху — обладают высокой нравственностью и чистоплотностью, сомневаться в их действиях или обсуждать их уже нельзя. А вот сами журналисты, думающие таким образом, вне всякой грязи. Концепция пребывания «над схваткой» стала основой мифа о сохранении ими нейтральности и, по сути, главной оправдательной версией их гражданской индифферентности.

В принципе, нейтральность, беспристрастность возможны, но только в демократических, правовых государствах, где пресса, что называется, является четвертой властью, а журналист достаточно защищен. В наших же условиях разговоры о нейтральности — в лучшем случае наивность, проистекающая от недопонимания, в худшем — сознательный обман и самообман.

Объясните, как может быть нейтральным журналист, если в стране запрещена (неофициально, конечно) критика власти и её персоналий? О какой объективности может идти речь, если существуют политические персоны, появление материалов о которых чревато закрытием СМИ? Какая из претендующих на взвешенность газета или какой телеканал могут похвастаться, что позволили хоть как-то, когда-то высказаться оппозиционно? Можно ли привести хотя бы один пример реализации концепции «нахождения над схваткой», то есть вспомнить статью или телевизионный сюжет, где содержится объективный анализ, и где в равной степени критикуются и власть, и её оппоненты? Назовите хоть одно СМИ, которое на своих страницах позволяло бы сталкиваться политическим оппонентам власти, не вырезая при этом острые места, не затушевывая реальные противоречия?

Миф о «нейтральности СМИ» придумали и усиленно культивируют те, кто, понимая, что объективно работают на существующий режим, желают оправдать себя в глазах общественности. Когда я говорю «объективно работают на режим», я имею ввиду, что журналисты это делают чаще не из-за того, что им нравится авторитаризм этой власти. Они просто хотят зарабатывать, чтобы хорошо жить, к сожалению, в этой стране заработать деньги можно только в случае лояльности к власти.

Поэтому, в Узбекистане многие журналисты работают по принципу: «рой там, где скажут, но не так глубоко, как хотелось бы». Дамоклов меч расправы за «рытье» в неположенных местах или за проникновение на непозволительную глубину висит над каждым.

В этой связи в идейном плане журналист все больше превращается в нечто аморфное, жидкое, способное приобретать форму того сосуда, в который его помещают.

Да, в принципе журналист должен быть «над схваткой», но при этом должна быть сама «схватка». В стране должны существовать оппозиционные партии, которые изучали бы и критиковали власти за ее ошибки. Должны быть свободные негосударственные некоммерческие организации. Общественные учреждения, которые ревниво следили бы за действием или бездействием властей и осуществляли бы общественный контроль. Тогда при обсуждении определённой проблемы СМИ давали бы высказаться разным сторонам, оставаясь при этом беспристрастной, нейтральной стороной.

В стране, где отсутствует гражданское общество, где не слышно оппонирующих голосов, честное слово журналиста, малейшая критика или сомнение в отношении политики власти кажется уже пристрастной, оппозиционной. При отсутствии оппозиции критикующий власти журналист невольно играет роль оппозиции, хотя стать оппозиционером он, возможно, и не собирался.

Пишу эту статью, где местами критикую существующее положение дел в стране, а сам думаю: не обвинят ли меня в том, что я на стороне оппонентов этой власти. Должен сказать, я в оппозиции ко лжи, я с теми, за кем — правда. Там, где эта власть на стороне правды, я — на ее стороне.